Bob Iofis – эксперт в области полупроводников/тонких плёнок, наноматериалов для накопителей энергии с 20-летним опытом работы в ведущих компаниях полупроводниковой и наноиндустрии. Сейчас занимает должность Technology Director в Waarde Capital. Осуществляет техническую оценку проектов (technical due diligence) для венчурных фирм Кремниевой долины. Ментор CleanTech Open. До 1992 года работал в СССР в индустрии энергетики, возглавлял патентный отдел НИИ в Латвии.

Среди многих просмотренных проектов попал ко мне один не совсем обычный и в то же время с известными, даже слегка историческими корнями, ведущими к нобелевскому лауреату Жоресу Алфёрову. Это имя мне хорошо знакомо ещё и потому, что я многие годы работал в индустрии тонкоплёночных полупроводников (thin film semiconductors): в её основе лежат разработки учёных и инженеров из широкой области физики и технологии полупроводников, к которой относятся и работы Жореса Алфёрова. Создание и развитие технологий массового производства полупроводников и электронных устройств на их основе стало материальной базой практически всего хай-тека, вокруг которого за полвека создали и Кремниевую долину, и компьютерные индустрии. Последние 20 лет я наблюдал за этим процессом и принимал непосредственное участие в развитии thin film semiconductors.

Фотоэнергоустановка с концентраторами солнечного излучения, созданная в ФТИ им. А.Ф. Иоффе в 1980 году. На фото слева направо: В.М.Тучкевич – директор института в период с 1967 по 1986 годы; В.Д.Румянцев – разработчик фотоэнергоустановок; Ж.И.Алферов – руководитель работ. Фото предоставлено В. М. Андреевым.

Жорес Алфёров и группа из ФТИ им. А.Ф. Иоффе, чей проект я рассматривал, работали над созданием гетероструктурных полупроводников и их применениями. Многие, но, видимо, не все технические детали работ также известны. Мы знаем, например, что одним из применений стали так называемые гетерофотоэлементы определённой многослойной структуры, по-современному – солнечные элементы (solar cells), причём с оптическими линзами. Заказывал работы, вероятно, советский космос или, если шире, советская оборонная промышленность. Иными словами, государственный заказчик. Цель очевидна – получение максимально возможной эффективности солнечных батарей для космических летательных аппаратов на основе лучшего из известных фотоэлектронного (PV) процесса. Судя по известным сегодня характеристикам, эффективность их была очень высока и по меркам 2012 года. Эти солнечные батареи были хорошими с технической точки зрения, поскольку позволяли космическому аппарату летать долго, но не с экономической. Понятно, что в космической гонке тех лет цена технических решений – совсем не первое, что интересовало заказчика.

Прошло 33 года с момента первой известной мне публикации 1969 года «Солнечные преобразователи на основе гетеропереходов p-AlxGa1-xAs – n-GaAs». Современный хай-тек за эти годы стал одной из основных движущих сил мирового экономического развития. Чтобы не отстать навсегда, продвижение в сторону «инновационной экономики» объявлено приоритетной задачей и в России. Созданы РОСНАНО и другие государственные организации, призванные заложить организационную структуру и одновременно наполнять её содержанием, а именно результатами коммерциализации научно-технических разработок.

Несколько лет назад разработка из ФТИ им. А.Ф. Иоффе на основе работ Жореса Алфёрова была оформлена в виде задачи коммерциализации или, как иногда говорят, трансфера технологии, под названием «Организация серийного производства нового поколения солнечных электрических установок с использованием нанотехнологий». Естественно, для наземного применения, где коммерциализация могла бы принести наибольшую финансовую отдачу. Кстати, говорить о трансфере технологии правильнее в отношении технологии массового производства, то есть когда она уже есть и проверена временем. Пока разработка в лаборатории, технологии всё-таки ещё нет. Инвестиционную программу разработало РОСНАНО с привлечением сторонних организаций, в том числе зарубежных. Организационные и финансовые детали важны для понимания проблемы, но абсолютные цифры я опущу. Важно то, что по условиям инвестиционной политики РОСНАНО необходим соинвестор. Найти его должны или разработчики, или кто угодно. Да и государство в лице того же РОСНАНО не отказывается помочь в поиске. В условиях государственно-частного инвестирования, когда деньги могут переходить из государственного кармана в частный или частно-государственный с понятными, но не слишком афишируемыми целями, такой «соинвестор» для данного проекта вроде бы был найден (а скорее всего, назначен). Детали этого мне неизвестны, поэтому остановлюсь на констатации факта, что, как бы там ни было, на данный момент этот инвестор свою долю не инвестировал, соответственно и РОСНАНО тоже приостановило работу. Самое интересное тут – почему это произошло. Изложу только те причины, которые понятны мне, – технические.

В энергетике есть такое понятие, как Levelized Cost of Energy (LCOE) – нормированная стоимость энергии. Она позволяет сравнивать «яблоки с яблоками», то есть в конечной стоимости киловатт-часа энергии учитывать удельные стоимости всех составляющих – стоимости энергоносителя, оборудования, строительства/монтажа, эксплуатации и т.д. В нормальной конкурентной экономике всё это учитывается до мелочей. Поэтому если, например, рассматриваются инвестиции в стартап, предлагающий конкурентную технологию производства солнечной электроэнергии, разработчик должен доказать потенциальному инвестору, что LCOE на выходе будет конкурентна с той энергией, которая имеется на рынке. Этим, в частности, обусловлены трудности коммерческого продвижения солнечной энергетики в мире. Солнечная энергетика конкурирует на рынке с традиционной, инвестиции в которую делались десятилетиями предыдущими инвесторами, обоснованно ожидающими возврат своих инвестиций с расчётными прибылями. В этой конкуренции на стороне солнечной энергетики нулевая стоимость энергоносителя, а на стороне традиционной – давно установившиеся показатели LCOE (с учётом переменной стоимости энергоносителя), «старые» инвестиции и т. д. Чтобы получить конечное долгосрочное преимущество нулевой цены энергоносителя, солнечную энергетику приходится пока ещё субсидировать. В частности, снижать компонент LCOE, приходящийся на стоимость разработки новых технологий. По этому параметру солнечная энергетика, естественно, проигрывает, поскольку основные массово применяемые технологии традиционной энергетики давно разработаны.

Таким образом, для нормального частного инвестора показатель LCOE оказывается одним из основных, ибо на выходе из инвестиции возможность продавать солнечную энергию на открытом рынке является определяющей.

В ситуации рассматриваемого проекта LCOE, конечно, неизвестна, поэтому её определение составляет часть риска для инвестора, а создание пилотного производства правильного размера и структуры могло бы этот риск минимизировать. Вот тут и проявилось фундаментальное противоречие между целями государственного (создать современные индустрии в России) и частного инвестирования (максимальная окупаемость капиталовложений ROI – Return of Investment). Позиция государственного инвестора и полностью зависящего от него разработчика состоит в том, что энергии на российском рынке много по различной себестоимости, поэтому ничтожное количество той энергии, которую планируется произвести по предлагаемой технологии, может быть закуплено государством практически по любой цене. Лишь бы появилась современная индустрия. Действительно, эта энергия легко растворится на местном рынке.

Однако для частного инвестора такой подход совершенно неприемлем. Если его выход из инвестиций будет связан с продажей энергии, полученной с помощью этой технологии, этот выход может оказаться неудачным по причине неконкурентной цены электроэнергии. И та же потенциально высокая себестоимость может оказаться абсолютным барьером для выхода из инвестиции на глобальном рынке. Поэтому для работы с частными инвесторами предложенную РОСНАНО схему и объёмы инвестиций нужно было кардинально пересмотреть. Процесс необходимо разделить на этапы, и первым из них станет инвестиция в пилотное производство, цель которого – получение данных для расчёта LCOE. Пока мне неизвестно, делается ли что-либо в этом направлении. Государственные российские компании не слишком приспособлены для партнёрского общения с частными компаниями. Кроме этого есть и другие обременительные факторы, связанные с интеллектуальной собственностью (Intellectual Property), когда конкурирующая фирма непонятным образом использует ту же базовую технологию, с понесёнными РОСНАНО расходами на due diligence и др. В итоге пока я не могу рекомендовать своей компании инвестировать в этот знаковый проект, который в начале своего развития обогнал своё время, а сейчас медленно, но верно отстаёт от мирового уровня.

Я ещё общался с разработчиком и одновременно пытался разобраться с позицией и намерениями РОСНАНО по поводу этого проекта, когда в поле моего внимания попала краткая информация о Российском фонде технологического развития (РФТР), структура которого была зафиксирована в 2010–2012 годах: «Целью создания Фонда является содействие реализации государственной политики в сфере научной, научно-технической и инновационной деятельности».

Я успел проработать 11 лет в советском отраслевом НИИ. Мы хорошо знаем, что эти НИИ обеспечивали научно-технические решения для задач, поставленных народному хозяйству отраслевыми ведомствами. Итогом их работы были результаты испытаний и отчёт НИОКР. Ни о каких рыночных критериях оценки работы, тем более для мировых рынков, речь, разумеется, не шла. В то же время академические научные сотрудники находились в другой ситуации. Результаты их работ зачастую публиковались в открытой печати. По этим публикациям можно было судить об их конкурентоспособности. Ракетная техника и успехи в космосе также способствовали пониманию конкурентного места советской науки и техники в мире.

По этим причинам и исторически сложилось так, что академические учёные, особенно учёные с известными именами, имели и имеют некоторую свободу действий в выборе и формулировке научных направлений деятельности для себя и возглавляемых ими научных коллективов. До определённого времени научные направления и работы, генерируемые изнутри научных сообществ, исправно финансировались. Однако в последние годы разрыв в качестве и количестве научно-технических результатов с развитыми странами существенно увеличился и продолжает расти. Разбираться и обсуждать причины этого – немного другая тема. Потребность в новой индустриализации и переходе на инновационную экономику хорошо осознаны. Академическая наука могла бы играть одну из основных ролей, если бы она стала органической частью процесса создания и встраивания научно-технических результатов непосредственно в производство инновационных, по мировым меркам, продуктов. Полагаться на инновационное развитие путём монетизации опередивших своё время научных работ уровня Алфёрова вряд ли возможно. Они всегда были единичными. В развитых странах переход науки в производство происходит через лицензирование результатов научных работ, преимущественно частными фирмами. Через лицензирование государство фактически возвращает себе затраты на субсидирование научных работ.

Создание структуры технологических платформ (ТП) и РФТР (где РФТР призван олицетворять собой «спрос», а ТП – «предложение»), которые должны содействовать реализации государственной политики в сфере научной, научно-технической и инновационной деятельности, – это, по сути, креативная бюрократическая попытка подменить отсутствующую систему спроса-предложения на передовые научные результаты со стороны современной промышленности (в идеале – частной) на искусственно привносимую систему спроса-предложения со стороны государства.

Предлагаемой структурой предусмотрено заключение соглашений между РФТР и ТП, согласно которым ТП будет задавать критерии отбора технологий, значимых для отраслей с точки зрения государства, производить отбор технических решений силами своих и привлечённых экспертов, а РФТР будет финансировать продуктизацию отобранных ТП технологий. Как далеко будет финансироваться коммерциализация и продвижение в сторону рынка, не совсем ясно. Разработчики структуры всё ещё не оперируют критериями мирового рынка и формулированием задачи вхождения в него. Своей задачей они видят создание «инструментов поддержки развития науки и технологий». Вместе с тем, несмотря на сугубо бюрократический замысел и стиль исполнения («Доступ институтов развития к актуальной научно-технологической информации для оценки перспективного облика и ключевых вызовов соответствующих отраслей»!), предлагаемая структура может способствовать решению задачи «фокусировки» развития науки именно в сторону создания технологий путём разделения тех направлений исследований, которые вписываются в критерии ТП, от всех остальных. Соответственно, финансирование того, что не вошло в ТП, отходит на дальний план. Такое разделение, конечно, весьма искусственно, но на достаточно коротком этапе развития может иметь смысл.

Пример исследования и разработки уровня ФТИ им. А.Ф. Иоффе, с которого я начал эту статью, демонстрирует не правило, а редчайшее исключение из правил. В сложившихся условиях, видимо, правильнее задавать цели и условия инновационного развития путём финансирования отобранного, чем полагаться на редкие положительные исключения из сложившейся практики. Насколько это получится, зависит в первую очередь от задаваемых критериев и профессионализма тех, кто делает выбор. И это самая большая проблема. В чём-то аналогичные системы государственного отбора и финансирования, типа американской DARPA, помимо научных экспертов, полагаются, прежде всего, на массу специалистов с индустриальным опытом в компаниях, которые являются ведущими в своих сегментах.

На данный момент наблюдаются рудиментарные попытки такого встраивания. Повторюсь, что за неимением статистики я полагаюсь на свою практику и наблюдения. Приведённый выше пример показательный, но далеко не единственный. Я сталкивался со случаями, когда разработчики из известных исследовательских коллективов, отдавших более 25 лет разработке технологий и соответствующего оборудования, задавались вопросом о том, как найти наилучшее применение и рынок для их технологии. Резонный вопрос, но не после 25 лет работы в избранном направлении! Это не говорит, конечно, о том, что они не имеют никакого коммерческого выхода для их разработки. Но это точно говорит о том, что они не удовлетворены, как минимум, финансовыми результатами.

Причины этого закладываются, как правило, в момент «входа», т.е. при выборе направления исследования и постановки цели разработки на основании результатов исследования. Рассмотрим подробнее, как такое происходит.

1. Выбор научного сотрудника обусловлен желанием работать по специальности, тематикой организации и научным руководителем, возможностью публикаций, защиты диссертации, научным обменом. Отдав годы выбранному направлению, в момент постановки задачи коммерциализации научному сотруднику не остаётся ничего другого, как начинать изучать рынок по-настоящему, в надежде пристроить полученные результаты. О положительном финансовом балансе речь, разумеется, уже не идёт. Как правило, мировой рынок оказывается занят, в лучшем случае аналогичными результатами. В худшем случае выясняется, что результаты не имели коммерческих перспектив на рынке на момент выбора направления.

2. Выбора у разработчика государственной организации научно-технической или производственной сферы обычно нет вообще. Тематика диктуется государственным заданием. Хорошо если организация позиционируется как уникальная в своём сегменте. В противном случае мы говорим только о государственной «коммерции», технические инновации тут ни при чём.

3. Выбор у разработчика частной организации научно-технической или научно-производственной сферы принципиально возможен. Как правило, это небольшие компании, спин-оффы университетов или государственных НИИ, созданные научными сотрудниками или с их участием. Выбор направления производится самим созданием такой компании. Проблемы с коммерциализацией разработок у этих компаний должны быть аналогичны проблемам подобных компаний где-либо в мире.

Цена ошибки при выборе направления исследования и коммерческой научно-технической разработки максимальна без детальных знаний и учёта мировой ситуации и глубокого понимания определяющих рыночных тенденций на основе собственного опыта. Значительные изменения можно ожидать только после того, как оценка деятельности специалистов и руководителей, которые стоят у основания питательной цепочки финансирования в своих организациях и структурах любой формы собственности и принимают решения по инновационным направлениям, будет даваться только рынком.