Академик Европейской академии наук Олег Фиговский

Почему олигархи в России инвестируют в футбольные клубы, но не в университеты, а наука стоит на грани пропасти?

Бывая в России, в том числе и как руководитель научных проектов, я обращаю внимание на тяжелейшее состояние российской науки и образования. Ученые жалуются на маленькое в сравнении со всеми странами, даже развивающимися, финансирование со стороны государства. Но в то же время, проходя по кампусу любого университета Израиля, я вижу многочисленные таблички, что здание факультета или дорогостоящая научная лаборатория основаны на деньги богатейших людей бизнеса, которых в России принято называть олигархами.

Крупнейшие университеты США основаны миллиардерами. Джон Рокфеллер, самый богатый человек в истории — основал Чикагский университет. Принстон был основан благодаря четырем богатым землевладельцам, которые предоставили университету землю и деньги. Есть и современные примеры. Майкл Блумберг — экс-мэр Нью-Йорка, миллиардер — пожертвовал 300 млн. долл. Университету Джона Хопкинса. Билл Гейтс — глава «Майкрософт» — основал крупнейший частный благотворительный Фонд Мира. Фонд потратил 1,5 млрд. долл. стипендий для талантливых студентов из нацменьшинств и 250 млн. долл. на развитие школ в США.

А вкладывают ли российские олигархи в науку и образование? Практически нет. Роман Абрамович купил футбольный клуб «Челси». Алишер Усманов купил футбольный клуб «Арсенал». Сулейман Керимов купил футбольный клуб «Анжи». Леонид Федун купил футбольный клуб «Спартак». Список, как вы понимаете, можно продолжать…

Но есть и более серьезные и фундаментальные проблемы. Профессор Массачусетского технологического института (MTИ) Лорен Грэхем сформулировал это так: у русских ученых изумительно получается изобретать и очень плохо получается заниматься инновациями, то есть внедрением изобретений в жизнь. Русским ученым, к примеру, принадлежат две Нобелевские премии за разработки в области лазерных технологий. Но сейчас нет ни одной российской компании, которая занимала бы сколь-либо значительное место на рынке лазерных продуктов и технологий. Электрические лампочки в России изобрели до Томаса Эдисона. По сути, Томас Эдисон вообще позаимствовал эту идею у русского ученого Яблочкова. Но затем американские компании захватили этот рынок. И никакая российская компания с ними не стала конкурировать. Почему?

Грэхем считает, что России не удавалось выстроить общество, где достижения граждан могли бы находить выход в экономическом развитии. Все руководители страны, со времен царизма до нынешних времен, полагали, что ответ на проблемы модернизации — это сама технология, а не социо-экономическая среда, которая способствует развитию и коммерциализации технологий. Что это за среда? Какие элементы ей присущи? –Демократическая форма правления. Свободный рынок, где инвесторам нужны новые технологии. Защита интеллектуальной собственности. Контроль над коррупцией и преступностью. Правовая система, в которой обвиняемый имеет шанс оправдаться, доказать свою невиновность.

Но несмотря на богатый исторический опыт, в России по-прежнему принято заниматься не созданием среды для инноваций, а поиском прорывных точек и волшебных решений, к которым относятся и чудо-город Сколково, и корпорация «Роснано». Грэхэм описывает разговор высокопоставленного менеджера МТИ с российскими коллегами в 2010 году, еще до громких расследований в связи со Сколково. Американский управленец уделял много внимания системе институтов и связей между университетами, фондами, инвесторами в деле развития инноваций. Российские же коллеги постоянно прерывали его, спрашивая, как же создавать «лучшие в мире» высокие технологии. В какой-то момент американец не выдержал и воскликнул: «Вы хотите получить молоко без коровы!».

Расскажу о своем примере: я имею опыт более чем 55-летней изобретательской и научной деятельности — сначала 30 лет в России, а затем 25 лет за рубежом. Большинство моих изобретений, сделанных в России, были направлены на решение конкретных частных задач, поставленных индустрией. Это неплохо, поскольку позволяло увидеть их применение в течение короткого времени. Так, на основе сиюминутных задач, часто возникающих в силу сложившихся обстоятельств, было просто добиться реализации части моих изобретений, таких, например, как известный клей «Бустилат». Однако многие изобретения, например, пластасфальтовый бетон (наноасфальт), созданный мною еще в 1959-1960 годах, нашел применение только через 25 лет. Другие так и не были освоены промышленностью.

При отсутствии необходимой социо-экономической среды сотни тысяч учёных уехали и уезжают просто потому, что не могут здесь воплотить свои идеи. Но в последние годы на Россию свалилась еще одна беда — развал (или так называемая реорганизация) Российской академии наук. Ученые бьют тревогу: в недавнем письме президенту академики пишут: «Время политкорректности закончилось, давно пора назвать вещи своими именами. Сейчас стало совершенно очевидным, что последние три года реформы фундаментальной науки в России не принесли никаких положительных результатов. Мы стоим на грани окончательной ликвидации конкурентоспособной научной отрасли — одной из традиционных опор российской государственности». Обратит ли власть внимание на крик отчаяния академиков? Если нет, то через несколько лет Россия может остаться не только без инноваций, но и без изобретений и науки в целом.

В США оборонные гранты – один из основных методов финансирования как прикладной, так и фундаментальной науки. США имеют, пожалуй, самую масштабную инновационную систему в мире, и Министерство обороны США является постоянным источником новых технологий и запатентованных изобретений как через свои собственные лаборатории, так и через совместную деятельность с гражданскими образовательными и исследовательскими учреждениями. Порядка 60% всех государственных расходов на НИОКР идут в военный сектор, поэтому в контексте изучения инновационной системы страны изучение военного сектора чрезвычайно актуально. На протяжении многих лет Министерство обороны, наряду с другими организациями, занимается трансфером технологий непосредственно из военного сектора в гражданский как при помощи патентного лицензирования (PLAs), партнеров-посредников (partnership intermediaries), так и при помощи специальных научно-исследовательских и опытно-конструкторских соглашений (CRADAs).

Но самой большой военной научно-исследовательской организацией США, которая порой сравнивается по некоторым показателям с военно-морскими, военно-воздушными силами или армией США, является Агентство Передовых Оборонных Исследовательских Проектов (DARPA). Это организация, занимающаяся научно-исследовательскими работами по прорывным, необходимым для Министерства обороны США направлениям. Ее создание было реакцией на запуск первого советского спутника. Советский Союз неожиданно для американцев сумел обойти США в космической гонке, и, чтобы предотвратить подобные технологические «сюрпризы» в будущем и добиться превосходства США в мире, по распоряжению президента Эйзенхауэра и было организовано Агентство в 1958 году. 50 лет работы DARPA оказались чрезвычайно плодотворными.

В списке достижений Агентства — беспилотные системы, технологии снижения радиолокационной заметности, системы глобального позиционирования и технологии глобальной сети Интернет, прообразом которой была ARPANET, созданная Агентством. На данный момент организация занимается разработкой синтетической крови, экзоскелетов, искусственных конечностей, управляемых мозгом, кибернетических насекомых, звездолета «100-Year Starship», суперкомпьютеров, программируемых материй и даже автомобилей для слепых. Фактически, Агентство выступает как своеобразный венчурный фонд, «бизнес-ангел», поддерживающий самые рискованные, но достаточно продуманные проекты.

Преимущество, позволяющее реализовать большинство данных проектов, заключается в том, что руководить каждым предприятием назначается менеджер, который будет управлять им в среднем 4-6 лет. Казалось бы, столь быстрая смена кадров должна действовать негативно на реализацию проекта, но на самом деле, данная организация «развязывает руки» менеджерам, позволяя не думать о своих личностных выгодах в смысле карьеры, и в действительности многократно ускоряет введение проекта в жизнь.

Половина бюджета DARPA идет на базовые и прикладные исследования, тогда как остальная — на развитие передовых технологий. Затраты на базовые исследования постоянно увеличиваются, а финансирование прикладных исследований постепенно уменьшается. DARPA активно сотрудничает с университетами (Массачусетский технологический институт, Стэнфордский университет, Гарвардский университет, Университет Карнеги-Меллона и др.) и выделяет многочисленные студенческие гранты. Дабы усилить данное сотрудничество, Агентство запустило программу YFA, нацеленную на поиск и поддержку талантливой молодежи на «младших» позициях в научном мире. Программа предполагает значительные гранты талантливым студентам, с условием дальнейшего их вовлечения в военные исследовательские центры.

Частой практикой Агентства является выставление на конкурс инновационного проекта, с целью поиска его будущего «реализатора», в качестве которого в большинстве случаев выступают университеты, и последующим его спонсированием. Например, с 2010 года Агентство пытается реализовать проект Transformer — модель беспилотного летающего автомобиля. Изначально контракт получила компания AAI Corporation, затем Lockheed Martin, и, наконец, контракт на сумму 988 тыс. долл. США получила лаборатория Университета Карнеги-Меллона.

Послесловие. Президент РАН Владимир Фортов: «В науке остались только оптимисты». Миллиардер Сергей Белоусов (заработал деньги торговлей компьютерами и программами и готов к созданию новых крутых технологических компаний): «В России нет недостатка в новых идеях. Не та среда...». Министр образования и науки Российской Федерации О.Ю. Васильев не специалист ни в технических, ни в естественных науках. Её докторская диссертация: Русская Православная Церковь в политике Советского государства в 1943-1948 гг. На огромной территории Сколково много недостроя.