Академик Олег Фиговский

Изменение структуры как фундаментальной, так и прикладной науки России необратимо. И сегодня можно говорить только постфактум о том, что уже произошло. И хотя власть трижды отступала, когда Академия наук демонстрировала решительное противодействие, в конечном итоге коррумпированная бюрократия победила.

Непокорность Академии наук (власть велела посчитать циферки и механически сократиться на треть, а в РАН ликвидировали только один институт), ее самостоятельность (кого считают достойным, того и выбирают в директора или в члены Академии, а кого нет – не выбирают, несмотря на отчетливые сигналы сверху) очевидно опасны для государства, ибо не вписываются в пресловутую вертикаль. И отношение научных сотрудников к вертикали власти тоже хорошо известно чиновникам: в Новосибирском Академгородке за «Единую Россию» проголосовало меньше 20%, за у Алексея Навального в Москве самый большой процент был в ЮЗАО, где сосредоточены многие институты и вузы, и т.д. И это – тоже результат непонимания властью системы взаимоотношений с научным сообществом.

Известно, что сотни крупных инновационных проектов, предлагаемых Академией правительству, остаются без внимания. Власть не имеет никакой внятной научно-технической политики и поэтому боится быть уличенной в вопиющей некомпетентности. В стране нет структуры, достаточно компетентной для оценки научных результатов РАН. И вместо того, чтобы на высшем государственном уровне создать структуру, определяющую научно-техническую политику (типа ГКНТ СССР), Правительство РФ уже десять лет безуспешно пытается создать параллельную фундаментальную науку в ряде доверенных вузов и заказывать исследования этой науке. Результаты этой работы мизерны, как отмечают чл.-корр. РАН П.И. Арсеев и А.В. Лопатин.

Формально созданные новые инструменты инновационного развития прорывных технологий пробуксовывают. И если скандал вокруг фонда «Сколково» говорит о новой атаке силовиков на структуру, к которой благоволит премьер Дмитрий Медведев, то на РОСНАНО, руководимую Анатолием Чубайсом, аналогичной атаки не происходит. Анализ ситуации, проведенный Ириной Журавлевой, показывает, что эта структура, созданная для поддержки наноиндустрии, хорошими результатами не блещет.

Тезисы, требующие правовой оценки, были озвучены на коллегии Счетной палаты, аудитором Сергеем Агапцевым. Он сообщил, что при общем объеме финансирования в 2007-2012 годах в размере 259 млрд. рублей, 111 млрд. рублей были выделены РОСНАНО из бюджета, 106 млрд. рублей – привлечены под госгарантии в виде кредитов и облигационных займов. Расходная часть бюджета компании – 196 млрд. рублей, из которых 134 пошли на финансирование проектов. Убыток РОСНАНО оценивается в 24,3 млрд. рублей.

Топ-менеджмент РОСНАНО опроверг эти цифры и заявил, что основная часть этой суммы (21,8 млрд. рублей) представляет собой не убыток, а резерв под возможное обесценение активов. «Он сформирован в строгом соответствии с российскими стандартами бухгалтерского учета. Размер фактического убытка компании в 2012 году составил 2,5 млрд. рублей, что на 0,5 млрд. рублей меньше по сравнению с прошлым годом», – сказано в официальном комментарии компании.

Однако эксперты Счетной палаты над такой трактовкой посмеялись. «Можно назвать это какими-то другими словами, спрятаться за тем или иным термином. Дескать, это резервы на случай обесценивания активов проекта. Но, дорогие товарищи, почему вы тогда не отнесете их в резерв по сомнительным долгам, не оформите еще как-нибудь иначе, а списываете? Списание идет на убытки. Значит, понимаете, что это безнадежно и что оттуда уже ничего не получите. По некоторым партнерам РОСНАНО из офшоров такой резерв сформирован под 100% стоимости проекта. А 2,5 миллиарда – это убытки от собственной хозяйственной деятельности РОСНАНО», – парировал Сергей Агапцев.

В интервью «Комсомольской правде» он добавил, что в бизнесе РОСНАНО все настолько непрозрачно, что «даже в самой компании не знают полностью, что творится с деньгами. Практически невозможно установить направления расходов. Нам не удалось получить ни одного документа, который бы подтвердил эффективность этих инвестиций. А тут ведь все достаточно просто – если нет отдачи или подтверждения эффективности, значит, расходы себя не оправдали, ввергли вас в убытки. Если бы мы что нашли, обязательно отразили бы в отчете», – уточнил эксперт.

Ирина Журавлева приводит много шокирующей информации о том, как именно уходит часть денег. Например, РОСНАНО активно привлекала к работе компании, которые были созданы ее топ-менеджерами. Функционал у посредников был разный, но цена вопроса всегда – сотни миллионов рублей.

Одной из таких посреднических структур стала ИФК «Алемар», которая, получив статус советника (консалтера), занималась экспресс-анализом проектной документации соискателей. По контракту с РОСНАНО компания получила 228 млн. рублей и провела экспертизу 21-ого проекта, однако в итоге РОСНАНО профинансировало только восемь проектов. Наименований получателей в открытом доступе нет – СП передала эти данные только силовикам. Важно, что средства для проектных компаний проходили через банк «Алемар». Только в 2008-2009 годах в общей сложности на счета было перечислено 9,35 млрд. рублей и транши в объеме 4,3 млн. евро.

Не менее важно, что банк «Алемар» прекратил деятельность при присоединении к ОАО «Межтопэнергобанк». А согласно данным ЕГРЮЛ, учредителем ИФК «Алемар» являются кипрские компании «Хермеса Трейдинг Лимитед» и Wеsтglidе Liмuтеd. По некоторой информации, учредителем этих структур был Леонид Меламед, давний товарищ Анатолия Чубайса, реализовавший с ним не один проект. В момент создания «Роснанотеха» именно Меламед стал его генеральным директором, по сути, готовившим переход Чубайса в госкорпорацию. Уступив рабочий кабинет, Меламед занял место в наблюдательном совете компании.

Участник рынка говорит, что «Алемар» поддерживал проекты, не имевшие перспективы. «На обсуждение выносится заранее нерентабельный проект. Эксперты говорят, что его можно вытянуть, деньги выделяются, а потом те же эксперты меняют свое мнение, пишут, что изменилась конъюнктура рынка, и теперь сроки окупаемости – десятилетия. Деньги списывают», – рассказывает источник агентства.

Не исключено, что именно при участии экспертов «Алемар» были «завалены» уральские проекты, инициаторы которых пытались «пробить» дорогу к финансированию. Несмотря на то, что несколько лет подряд их убеждали в том, что переговоры идут хорошо, а экспертизы получают положительные заключения. Но ведь не секрет, что в РОСНАНО есть только «эффективные менеджеры» – финансисты и экономисты, и ни одного инженера высочайшей квалификации, который мог бы понять, что является инновацией, а что нет. Грубо говоря, при нормальной схеме сразу было бы понятно, где есть «нано», а где нет. Поэтому «эффективные менеджеры» утверждали проекты с надутыми показателями эффективности, а по-настоящему инновационные проекты, которые очень сложно доказать, провалились.

Кстати, моя персональная принципиальная позиция технического эксперта привела к тому, что после первой рецензии (отрицательной), я больше к экспертизе и не привлекался. Но рассказать о вопиющих деталях этого проекта и давлении со стороны сотрудников РОСНАНО, я не имею права, так как каждый эксперт подписывает договор о неразглашении.

Понятно, что оценивать эффективность вложений РОСНАНО нужно по каждому проекту, и лучше, если конкретную разработку будет сопровождать следователь. «На сайте РОСНАНО сообщается о сотне портфельных компаний, нанотехнологических центрах и инжиниринговых компаний. Но что скрывается за общими словами – знают только в РОСНАНО. Заложили в проекты техническую дурь. Вот что, например, можно сделать в Усолье-Сибирском проекте, когда базы никакой нет?» – рассуждает инженер одной из химических компаний.

Поясним, речь идет о проекте «Солнечный кремний», куда РОСНАНО решило вложить 1,5 млрд. рублей для создания первого в России масштабного комплекса по производству поликристаллического кремния и моносилана на базе одного из предприятий группы «Нитол». По словам эксперта, технология, которую РОСНАНО намерено там продвигать – уже давно была создана разработчиками компаний немецкой группы Siemens и тиражирована китайцами, поэтому продавать российскую разработку на международном рынке будет сложно. По словам собеседника, эта задача становится еще более нереальной в связи с отсутствием сырья для производства моносилана.

Практически все опрошенные «URA.Ru» эксперты надеются, что скандал вокруг бизнеса РОСНАНО, поставивший под сомнение всю историю существования компании, превратится в новую государственную политику. Очевидно, что с ростом числа крупномасштабных проектов, которые должны реализовываться на средства федерального бюджета, государство должно не только заявлять о жестком контроле их исполнения, но и создать условия, при которых воровать будет страшнее.

Впрочем, подтверждения своим надеждам они не находят. Сам президент Владимир Путин публично выступил в поддержку Анатолия Чубайса, указав, что бизнес РОСНАНО рискованный – никто не гарантирует эффекта от запуска новинок. Но запускать все равно нужно, иначе промышленность встанет. Поэтому траты объективны и обоснованы.

После «успехов» Сколково и РОСНАНО остается уповать на еще большую «эффективность» нового федерального агентства научных организаций (ФАНО), которое, как заявила замминистра Минобрнауки Людмила Огородова, будет отвечать не только за РАН, но и за все научные организации в России. Правда, чиновница не смогла пояснить, как это будет осуществляться.

Структура управления ФАНО пока остается неясной. В проекте положения об агентстве, обсуждавшемся комиссией Федерального собрания, Минобрнауки и РАН, было предусмотрено создание при назначаемом правительством ведомстве научно-координационного совета, сформированного из ведущих ученых, который и должен был бы определять научную политику ФАНО. Однако из варианта, представленного в правительство, пояснила Огородова, этот пункт был исключен, поскольку формирование любых органов при ФАНО отдано на усмотрение его руководителя.

Возможно, агентство будет просто распорядителем финансовых средств и других материальных ресурсов. И тогда становится понятной логика назначения Котюкова его руководителем. Возникает ощущение незаконченности конструкции и недоговоренности чего-то, возможно, главного в проводимой реформе. А поскольку РАН тоже отстранена теперь от научной деятельности, то возникает вопрос: кто же тот субъект, который будет руководить в России наукой? Возможно, разгадка кроется в учреждаемом именно на этой неделе Научном фонде, закон о котором 25 октября принят Государственной думой. Согласно закону, фонд создается в целях финансовой и организационной поддержки фундаментальных и поисковых научных исследований, подготовки научных кадров, развития научных коллективов, занимающих лидирующие позиции в определенной области науки, а директор фонда назначается президентом. И тогда складывается завершенная картина: фонд руководит распределением денег научным организациям, причем без какого-либо согласования с той же РАН, ФАНО контролирует их целевое использование, а РАН – это клуб.

Теперь, когда РАН становится только клубом, активировались сторонники «альтернативной» науки. Так, профессор Ф. М. Канарев считает, что РАН превратится в ведущий институт развития и модернизации страны только после признания своих глобальных фундаментальных научных ошибок и только после их исправления. Сейчас научный интеллект академиков физиков и химиков отстает от новых российских знаний по указанным наукам минимум на 100 лет. Чтобы помочь академикам РАН исправить свой научный интеллект, российская неакадемическая наука разработала для них специальное учебное пособие «2500 ответов на вопросы новой теории микромира».

Безусловно, только профессор Канарев считает, что ему известна дорога к достижению стратегической цели РАН – значительному увеличению вклада России в мировую науку и превращению РАН в один из ведущих институтов развития и модернизации России, заявляя, что в РАН нет ни одного академика-физика и ни одного академика-химика, голова которого не была бы забита глубоко ошибочными физическими и химическими знаниями. Знающему новую, естественно, созданную профессором Канаревым, теорию микромира, абсолютно ясна неспособность таких академиков к научному творчеству, с результатами, эквивалентными их академическому статусу. Далее профессор Канарев настолько почувствовал себя единственным и неповторимым, что заключил: «Понятно, что не только в России, но и во всех остальных странах мира нет научных школ точных наук, отражающих реальность».

Думается, что мнение господина Канарева пришлось бы по душе армии чиновников и их идейным соратникам типа Петрика, а также способствовало бы появлению новых «странных» диссертационных работ, против которых сейчас выступает проект «Диссернет».

Интересное мнение высказывает один из основателей этого проекта Сергей Пархоменко, который, в частности, заявляет: «На свете есть вещи поважнее науки. Есть люди, которые эту науку делают. Есть среда, в которой эта наука живет и развивается (или, к сожалению, стагнирует). Есть общество, на благо которого эта наука, собственно, и направляет свои усилия. Есть страна, история которой заставляет нас помнить, что личность и общество всё-таки в конце концов окажутся сильнее и ценнее государства. Вот это всё – поважнее. Но если вдруг оказалось, что именно наука, точнее, практические обыкновения научного обихода, какими, по существу, являются правила присуждения ученых степеней, предоставила нам удивительный инструмент для защиты людей, среды, общества и страны от мошенников и лжецов, то это просто еще одно доказательство мощи и всеохватности научного знания».

Профессор Андрей Константинов считает, что самый надежный показатель – число работ в признанных мировым научным сообществом журналах, а также уровень цитируемости этих работ.

Мы возьмем для анализа карту мировой науки, созданную компанией Science-Metrix, и карты развития наук в отдельных странах, сгенерированные наукометрическим порталом SCImagoJournal&CountryRank. Они построены на основе базы данных Scopus, которая индексирует более 18 тысяч журналов. На картах можно увидеть относительный размер разных областей науки и связи между областями, в которых ученые часто цитируют друг друга. Чем больше кружок, тем больше статей вышло в 2011-2012 годах в этой области. Чем больше связей у кружка с другими, тем важнее его роль для прогресса (с этими данными мои читатели могут ознакомиться на сайте: http://expert.ru/russian_reporter/2013/43/kak-ustroena-mirovaya-nauka).

Рассматривая эти карты, следует отметить, что приоритеты в различных странах отличаются. Так, в США биомедицина на первом месте. Центральный узел карты – «Биохимия, генетика и молекулярная биология» – теснейшим образом связан с гигантским кластером исследований в области медицины, который, словно спутники, притягивает к себе такие дисциплины, как нейронаука и психология. Сдвиг приоритета от физики к биомедицине – фундаментальное изменение, связанное с новым пониманием задач, стоящих перед наукой.

За последние годы на карте произошло еще одно важнейшее изменение: на центральную позицию выдвинулись исследования в области инжиниринга, то есть посвященные созданию и адаптации новых технологий. Если раньше инжиниринг был «спутником» физики, значительно меньше связанным с химией, то теперь он объединяет биологию, физику, химию и науку о данных. Это главное место для так называемой НБИК-конвергенции, то есть соединения нано-, био-, инфо- и когнитивных исследований, или для IT–проектов в области биомедицины (сейчас эта область называется Digitalhealth).

В то же время карта достижений России характерна для XX века с его приоритетом наук о материальном мире. Центральное место занимает физика (размеры кружков относительные: наша «большая» физика – это 10 тысяч статей, а американская «маленькая» – 35 тысяч), инжиниринг привязан к ней. Компьютерные науки занимают незначительное место, неплохо развитая математика связана в первую очередь не с ними, а с физикой и материаловедением. Химия традиционно на втором месте, впереди биологии, о медицине и говорить не приходится – пока в России это просто одна из многих второстепенных наук.

Своеобразную картину представляет из себя китайская наука – для «мировой фабрики» центральной и полностью доминирующей наукой оказывается инженерия, область создания новых технологий, а второй по величине – обслуживающее его материаловедение. А вот науки об обществе и особенно гуманитарные науки развиты в Поднебесной совсем мало.

Интересные идеи относительно науки и инноваций в сегодняшнем мире высказывает Маркос Пинотти(MarcosPinotti) – специалист в области инжиниринга и машиностроения, профессор из Федерального университета Минас-Жерайс (UniversidadeFederaldeMinasGerais), который, в частности, говорит: «Я думаю, что наука – это важная часть совершенствования человека. Чем больше у вас знаний, тем сильнее у вас импульс сделать что-то хорошее. Иногда наука и инновации вступают в отношения конкуренции. Кто-то когда-то сказал, что у инноваций есть три двигателя: жадность, зависть и страх. Так вот, нам пора реабилитировать эти двигатели и развеять скопившиеся вокруг них мифы. Важно распространять информацию. Если вы получаете и распространяете новые знания, то можно по-новому взглянуть на инновационные процессы. И тут важную роль играет наука». И именно информация должна стать главной основой мирных отношений, благополучия и знаний.

Чтобы преодолеть технологическое отставание России в области образования, нужно, как считает директор корпоративных образовательных программ «Сколково» Павел Лукша, не просто заняться тем, что делают другие страны, а озадачиться тем, что они еще не делают. В связи с этим образовательное поле станет на ближайшие годы ареной борьбы между революционерами и консерваторами.

К революционерам он причислил представителей ИКТ-сферы, крупный бизнес, прогрессивные университеты, пытающиеся оседлать тренд, молодых внеуниверситетских исследователей, НКО и сознательных родителей. Противоположный лагерь – академическая элита, преподаватели и родители-консерваторы. Индустриальная, то есть ныне существующая, система образования – с традиционным способом подачи и усвоения знаний – не отвергается полностью. Она будет нужна для обеспечения базового уровня.

При этом, полагают апологеты новой идеологии, состояние нынешней системы профессионального образования плачевно: оно не отвечает тем требованиям, которые задают передовые работодатели в мире. «Этот факт нельзя игнорировать, – считает Лукша, – поскольку практически во все отрасли приходят международные компании, и приходят со своими технологиями и совершенно другими бизнес-практиками». Через три-пять лет, по словам Лукши, случится бум онлайн-образования, поэтому «паспорта компетенций» начнут вытеснять обычные дипломы. А через 7-10 лет появятся множество виртуальных наставников – тьюторов (и даже – «менторских сетей»), а процесс обучения можно будет контролировать с помощью нейроинтерфейсов.

В обозримой перспективе будет создан виртуальный «университет для миллиарда» (назван по численности учащихся, их действительно будет столько). Не за горами еще одно нововведение, в котором весьма заинтересованы представители бизнеса, ищущие талантливые кадры. Речь идет об обучении в сообществах, в формате команды, что можно делать, например, уже сегодня в социальных сетях.

Научная общественность России продолжает обсуждать проблемы модернизации России и вопросы реформирования российской науки и образования. Такой круглый стол прошел 26 октября 2013 года в Петербурге, в доме Плеханова. Опуская уже неактуальные проблемы «спасения» РАН, я хотел бы отметить весьма эмоциональное выступление д.т.н. Иосифа Абрамсона, который подчеркнул, что «вообще говоря, такого грубого, импульсивного, пренебрежительного отношения власти к людям науки не было со времен Петра, ни от царей, ни от руководителей Советского государства. Вспомним 1918 год. На молодую республику обрушилась гражданская война, в стране страшный дефицит самого необходимого, и именно в это время в Петрограде основывают Физико-технический институт, Оптический институт, пытаются обеспечить всем необходимым для продолжения исследований великого И. П. Павлова, гордость русской науки, Нобелевского лауреата, не обращая внимания на его антибольшевистские высказывания. Что еще нужно сделать? Раз уж в правительстве стали упрекать РАН в неэффективности, то следует потребовать от власти признания преступной ошибки, выразившейся в практическом уничтожении учреждений отраслевой науки. Ведь достижения фундаментального естествознания воплощаются в новые технологии только через подключение и разработки ученых-прикладников».

А д.э.н. Давид Эпштейн считает, что действительность оказалась даже хуже, чем мы ожидали. Но прежде я должен сказать, что эта действительность реализовалась благодаря тому, что администрации уважаемого президента страны удалось обмануть общественность. За два дня до второго чтения закона в Думе появилось интервью, где он, беседуя с Фортовым, сказал, что согласен со всеми поправками, кроме одной. Он возражал только против названия «президент» для бывших президентов РАМН и РАСХН. И большинство услышало это и поняло, что самый ужасный пункт: о передаче НИИ под управление этому агентству, снят, что его не будет! Но произошло прямо противоположное, и теперь уже поздно вносить какие-либо предложения научной общественности.

Другой участник круглого стола, д.ф-м. н. Михаил Конашев, констатирует, что:

Первое, что произошло, это то, что сорваны все и всяческие маски, как сказал небезызвестный классик. То есть не все общество, конечно, но часть общества воочию убедилась в том, кто какие позиции занимает, кто какие слова говорит, и насколько эти слова расходятся или, наоборот, сходятся с делом. К сожалению, получается так, что некоторые, так мягко скажем, некоторые слова тех, кто в правительстве находится и выше, они не всегда совпадают с тем, что делается. Можно, конечно, сослаться на то, что это тысячелетняя традиция российского государства, найти какие-то другие объяснительные и оправдательные вещи, но это все очень печально и это означает, что мы движемся куда-то не туда. Как страна, как общество.

Второе. Одним из следствий этой ситуации стала потеря всех иллюзий. И если читать отклики в Интернете, то там уже давно никаких иллюзий и не осталось: «Если раньше многие ученые, в том числе многие академики, и в Президиуме РАН считали, что можно как-то по-хорошему… сесть стол переговоров, списаться, созвониться, найти какой-то консенсус, компромисс, то, к сожалению, эти три месяца показали…, и даже на одном из сайтов, или в каком-то блоге была такая фраза: «Путин не способен вести переговоры».

Обсуждая проблемы модернизации, Давид Эпштейн считает, что модернизация, о которой так много и эмоционально говорили руководители России – это осовременивание, это создание другой, современной, инновационной экономики, это создание подлинной промышленности. Ведь по объемам промышленного производства мы отстаем от периода СССР процентов на 30, а по качественному уровню, по способности создавать инновационные средства производства и предметы потребления – в разы. Мы превратились в третьеразрядную страну с отверточными технологиями, когда здесь собирается то, что сюда везут по импорту. Промышленность в существенной части – это добыча ресурсов, их минимальная переработка и их транспортировка к границам и портам. Мы превратились, тем самым в сырьевую державу, а такой державе наука не нужна. А настоящая модернизация – это не улучшение транспортировки по каналам реализации сырья, это не увеличение добычи ресурсов, которые мы гоним на Запад и на Восток. Модернизация – это значит создать инновационную промышленность на базе науки и войти для начала в тридцатку мировых лидеров по инновациям. Это значит и модернизация методов управления экономикой, и методов управления страной на основе науки, это отрыв принимаемых решений и органов власти от интересов олигархии, так как она носит компрадорский характер. Это и модернизация мышления. Мы должны распространять в стране научный взгляд на вещи, а не содействовать молчанием распространению клерикализма, суеверий, откровенного и скрытого средневековья. Уже на первом канале говорят, что мы пригласим экстрасенсов для решения каких-то проблем. Раньше на этой чуши специализировались только РЕНТВ и ТВ-3, а теперь уже это ползет на первый канал. Это – путь в никуда. Поэтому модернизация – это в первую очередь понимание роли науки и создание условий для ее развития.

Мой читатель, вероятно, заметил, что в любой своей статье я привожу примеры новых технологических решений, сделанных, в основном за рубежом, чтобы обратить внимание на самые современные технологические решения. А как хотелось бы написать о «прорывных» российских технологиях, однако анализ патентов пока говорит о малом числе передовых решений в России. Ведь как ни странно, в моей области «Materials Science & Engineering» нет ни одного россиянина – члена Европейской Академии наук, в то время как немало российских ученых в области физики и математики являются ее членами.