Энергетическая стратегия России (ЭСР) пересматривается не реже, чем раз в пять лет. Последнее обсуждение проекта ЭСР до 2035 года прошло 18 сентября. Заслуженный нефтяник России, директор Научного центра «Нефтегазовые нанотехнологии» Нанотехнологического общества России, член Центрального правления Нанотехнологического общества России Александр Хавкин поделился с корреспондентом «Агентства Бизнес Новостей» Юлианой Михайловой своим видением ситуации в отрасли. Также ученый объяснил, почему не стоит ждать повышения цены на нефть и как можно увеличить добычу нефти до 700 млн. тонн в год.
Юлиана Михайлова: В чем опасность слабых требований в нефтяной части Энергетической стратегии России до 2035 года (ЭСР-2035)?
Александр Хавкин: Риски состоят в том, что нефть и газ дают около 50% налоговых поступлений в бюджет. От того, какие задачи мы ставим перед отраслью, зависит и выполнение социальных программ, зарплаты бюджетников, развитие медицины. Нельзя к этому относиться так, что неважно будет ли добыча нефти чуть больше или чуть меньше. Поэтому очень важно, какие критериальные показатели запланированы в ЭСР-2035.
Юлиана Михайлова: Какова основная мысль стратегии?
Александр Хавкин: Уровень добычи по оптимистическому сценарию в ЭСР-2035 запланирован на том же уровне, что в этом году, около 525 млн. тонн. А есть даже более пессимистичный сценарий, что добыча к 2035 году будет падать, и ее уровень достигнет 450 млн. тонн в год. Полагается, что будет уменьшение поступлений в бюджет. Плюс к этому, скорее всего, будет падение цены на нефть. Плюс Международное энергетическое агентство прогнозирует рост потребления электроэнергии. К 2030 году планируется рост на 30%, а в развивающихся странах — двукратное. Получается, что мы, предполагая сохранить уровень добычи, фактически прогнозируем, что наша доля на рынке продажи нефти будет уменьшаться. Страны-импортеры скажут, «зачем какие-то слезы у России покупать? Пусть лучше подороже, но из одного кармана».
Юлиана Михайлова: От чего зависит падение цены?
Александр Хавкин: Идет определенная ситуация вокруг России, когда западные страны придумывают различные способы воздействия на нас. Я считаю, что постепенное снижение цен на нефть – это вещи рукотворные. Говорят, что это рынок диктует, но на рынке тоже есть люди, которые действуют в зависимости от того, как им скажут. Скажут, что не хватает ресурсов – цена поднимется. Скажут, что ресурсов полно – цена будет опускаться. Сейчас все к этому идет. Америка сняла санкции с Ирана, и от этого тоже цена будет падать. Не так давно нашли крупное газовое месторождение в Израиле. Значит, этим газом будут пытаться закрыть поставки в Европу. На мой взгляд, идет целенаправленное воздействие на нашу нефтегазовую сферу, поскольку она является базовой для поступления налогов. Вспомните, что снижение цены на нефть способствовало развалу СССР.
Юлиана Михайлова: Какие критерии заложены в стратегии?
Александр Хавкин: Почему-то в ЭСР-2035 нет критериев энергозатрат на подъем одной тонны нефти или тысячи кубов газа. Этих цифр нет. Но как можно исполнять закон об энергоэффективности, когда мы не ставим перед собой значения критериев? Мы должны сказать, что к такому-то году энергозатраты должны быть снижены до такой-то величины.
Юлиана Михайлова: Какие еще недостатки Вы увидели в разработанной ЭСР-2035?
Александр Хавкин: Дело в том, что когда нефть добывается, в пласты закачиваются разные водные растворы, которые ее выталкивают. У нас в поднимаемой нефти доля воды составляет более 85%, на многих крупных месторождениях уже за 90%. Если поделить количество воды на количество нефти (это называется водонефтяной фактор), получается, что сегодня, поднимая одну тонну нефти, мы при этом поднимаем более 6 кубометров воды. Где обводнение 90%, там поднимают 9 кубометров воды. А в мире обводненность в среднем составляет 75%, и поднимают 3 кубометра воды. А у нас есть технологии, которые снижают водонефтяной фактор, которые заставляют воду более эффективно выталкивать нефть. Мы с сотрудниками даже получили премию имени Байбакова за такую технологию.
Юлиана Михайлова: Но если технологии есть, то почему их не применяют?
Александр Хавкин: В энергетической стратегии нет критериальной задачи снижения энергозатрат, обводненности или водонефтяного фактора. Если сейчас шесть, то нужно поставить задачу, чтобы через пять лет было пять, а через десять – четыре. Вместе с этим сократились бы энергозатраты. Но, как правило, спрашивают только, насколько увеличится добыча нефти за счет применяемой технологии. А снизится обводненность или нет – остается за бортом. Но именно водонефтяной фактор вместе с нефтеотдачей качественно характеризует технологию.
Юлиана Михайлова: Что еще нам может дать снижение обводненности добываемой нефти?
Александр Хавкин: Если мы снизим обводненность до 75%, то мы можем в те трубы, которые уже есть на промыслах, качать 700 млн. тонн нефти в год с меньшим количеством воды, ничего не перестраивая.
Юлиана Михайлова: Это единственный минус ЭСР-2035?
Александр Хавкин: Нет. Кроме того, там не сказано о критериях по снижению себестоимости. Есть фраза, что это нужно контролировать, но нет целеуказаний. Представьте, чтобы Григориф Константинович Жуков давал указания воевать, но не говорил, к какому часу и куда выйти. Должна ставиться задача. Да, ее может в ряде случаев и не удастся достичь, но задача должна стоять, мы к ней должны стремиться.
Юлиана Михайлова: Какие задачи ставит ЭСР-2035?
Александр Хавкин: Стоит задача выйти к 2035 году на нефтеотдачу 40%. Сегодня мы говорим, что у нас нефтеотдача 27%, за пять лет с 2009 года, когда было 30%, мы потеряли 3%. Что это от тех миллионов тонн, которые мы поднимаем? Где-то 20 млн. тонн мы выбросили. Ставя задачу достичь нефтеотдачу только 40%, мы фактически говорим, а зачем что-то делать? Во-первых, 2035 год будет через 20 лет. Очень многие мэтры, которые этот раздел готовили, если и будут оправдываться, то только перед всевышним. Моя точка зрения, что у нас сегодня есть технологии, с помощью которых нефтеотдача уже сейчас может составить 40%. Я считаю, что к 2035 году мы, если будем работать над этим, должны выйти на уровень нефтеотдачи 60%. В мире уже 40% давно есть. Запад планирует к 2020 году выйти на 50%, а мы к 2035 году ставим задачу выйти только на 40%. Мы тем самым говорим, что нам не нужны никакие исследования в нефтяной сфере. Если мы не будем развивать технологии, то не сможем снизить себестоимость нефти. Цена на нефть будет снижаться, и многие месторождения просто встанут. Добыча будет невыгодной. Это будет кризис отрасли, и, безусловно, кризис в государстве в целом.
Юлиана Михайлова: Себестоимость нефти может снизиться на всей территории?
Александр Хавкин: Мы не можем все наши 500 млн. добывать с низкой себестоимостью. Для обеспечения страны нам необходимо порядка 300 млн. тонн. В стратегии должна быть поставлена задача разработать план, с какими технологиями и из каких месторождений мы в случае резкого снижения цены на нефть сможем брать 300 млн. тонн нефти по себестоимости на уровне Саудовской Аравии.
Юлиана Михайлова: Как Вы думаете, насколько опасно то, что Россия «сидит на нефтяной игле»?
Александр Хавкин: Мы на ней не сидим, мы с нее кушаем. Италия же не говорит, что она сидит на туристической игле, и болгары не говорят, что они на перцовой игле сидят. Каждая страна имеет свою специфику, и она должна ее использовать. С моей точки зрения, наша страна должна максимально вложиться в нефтянку. Для эффективной добычи нефти и газа нужны десятки специальностей: материаловеды, программисты, физики, химики, гидродинамики, геологи, экологи, экономисты, конструктора, и т.д. Повышение эффективности добычи нефти и газа должно стать таким же национальным проектом, каким был атомный проект или полет в космос. Мы отстаем в глубине переработки нефти, нужно больше заводов по глубокой нефтегазопереработке.
Юлиана Михайлова: Ранее глава «Роснефти» Игорь Сечин заявил, что в обозримом будущем Россия сможет добывать 700 млн. тонн нефти ежегодно. Как Вы думаете, это произойдет за счет Арктики?
Александр Хавкин: В том числе и за счет Арктики. Но Арктика – вещь очень дорогая, а с эмбарго многие технологии нам стали недоступны. Но увеличить годовую добычу до 700 млн. тонн можно и на суше, на обустроенной территории. У нас есть разработки, когда с применением наноматериалов упрочняются металлоконструкции, что очень важно для Арктики, что они делаются морозоустойчивыми и т.д. У нас есть соответствующие покрытия, чтобы менее корродировали. Но какая серьезная экологическая проблема в Арктике? Дело в том, что пленка нефти на поверхности воды несколько нанометров. Грубо говоря, если вы разлили один кубометр нефти, то вы получили пленку 108 кв. м или 100 кв. км. То есть какая-то авария – это очень серьезная экологическая проблема. Особенно подо льдом. Поэтому чтобы работать в Арктике нужно многократное резервирование систем экологической безопасности. Но техника есть техника. В целом, величина 700 млн. тонн нефти в год – очень правильная цифра.
Юлиана Михайлова: Как развивается научная сторона нефтяной отрасли?
Александр Хавкин: В прошлой стратегии ЭСР-2030 впервые говорилось, что мы должны защищать авторские права на наши технологии. Это стимулирует изобретать и рассказывать, что ученые достигли. Российское законодательство в этой области сильно отличается от общемирового. Например, у нас очень многие ученые используют американские названия технологий. А ведь это может привести к тому, что нам скажут, что мы используем их технологии. Еще пример. Говорят, что сланцы в Америке добыли за счет революционной технологии с применением горизонтальных стволов с многостадийным гидроразрывом. Но простите, какая это революция? Горизонтальный ствол впервые пробурили в Урало-Поволжье в России в 1948 году, теория гидроразрыва была обоснована отечественным ученым академиком Христиановичем с коллегами. Почему мы об этом забываем? Конечно, за рубежом сделали технический прорыв. Но это не революция, а стимулирование применения современных технологий. Также, как и в 2003 году, в Канаде, когда они внедрили рентабельную технологию добычи из битуминозных песков.
Юлиана Михайлова: Как показатели в ЭСР-2035 отразятся на бизнесе?
Александр Хавкин: Задачи должны быть таковыми, чтобы бизнес был заинтересован во вложении средств в эти технологии, что они будут применяться. Для того чтобы шли инвестиции в развитие нефтяной науки, бизнес должен видеть, что государство заинтересовано и будет покупать результаты этой деятельности. То есть, применять у себя на месторождениях. Очень важный момент стратегии, чтобы был этот посыл. Что это все будет востребовано. Тогда хозяйствующие субъекты будут вкладывать в это дело деньги, потому что это будет востребовано фактически, они будут понимать, что это вернется финансовым результатом. Речь ведь идет не только о том, что там будут добыты миллионы тонн. Люди вкладывают деньги, и они должны быть уверены, что потом это им с определенным процентом вернется. Бизнес ведь в этом состоит. Должен быть виден определенный интерес государства в этом направлении.
Юлиана Михайлова: Считаете ли Вы, что наши военные операции в Сирии повлияют на стоимость нефти?
Александр Хавкин: Насчет Сирии мне очень трудно сказать. Я даже не могу представить особую взаимосвязь. Но то, что в целом в мире происходят шаги, направленные на снижение цены на нефть, это есть. Вот с Ираном Америка договорилась, с чего вдруг? Сколько лет она считала его «нехорошим» государством и вдруг стала считать хорошим. Это моя точка зрения: это, скорей всего, следствие того, что иранская нефть и газ выйдут на рынок, тем более, что может быть поставлено даже в Европу. Поэтому это шаг против экономических интересов России, хотя с политической точки зрения Россия, безусловно, поддерживает все эти миротворческие отношения, но с точки зрения экономики это серьезный момент. И много других примеров. Например, соглашение Америки с Мексикой.
Юлиана Михайлова: Что это значит?
Александр Хавкин: Там ситуация какая… Они договорились обмениваться нефтью. Более тяжелая мексиканская идет в Америку, а более легкая американская идёт в Мексику. Обоснование такое: у Мексики старые нефтеперебатывающие заводы, им легче перерабатывать легкую нефть, а Америка получит больше экономических результатов, в том числе от переработки тяжелой нефти. Но дело все в том, что в Америке существует закон, запрещающий вывоз добытой на ее территории нефти за пределы. Фактически что этот договор означает? Мексиканская нефть так и так была на рынке. Фактически тем самым в обход этого закона часть добытой в Америке легкой нефти вывозится за рубеж. Увеличиваются объемы нефти на рынке. Я исхожу из того, что объявляют соответствующие структуры западных стран, что они ставят такую задачу. Они эту задачу поставили и будут пытаться как-то ее решить. Я не исхожу из того, что это все следствие рыночных взаимоотношений. На мой взгляд, это все политика. В принципе, это понятно. Стоит задача, и они рыночными методами решают политические вопросы. С точки зрения тех государств: правильная позиция, ничего не скажешь. Но мы-то должны быть к этому готовы. Мы должны, понимая это, соответствующие ставить задачи в стратегии.
Юлиана Михайлова: Какие?
Александр Хавкин: Даже если, допустим, цена не упадет до $30, хотя ряд стран это, с моей точки зрения, планирует. Но от того, что мы к этому подготовимся, хуже, что ли, будет? Пусть она упадет до $40, ну и что? Тоже ведь для нас это будет проблема, когда у нас себестоимость — $7-8, а в цене нефти еще примерно 75% налогов. Американцы опубликовали, что $32 за баррель – это уже край для нас. А для 80% производителей это еще ничего. Я, исходя из этого, думаю, что будет снижаться до $30, раз были опубликованы такие расчеты, значит, это было обосновано, до каких значений надо снижать. Все, что пока происходило, все идет в том русле, что будет снижение цены.
Юлиана Михайлова: В последнее время цена на нефть поднялась, эта тенденция не сохранится?
Александр Хавкин: Это ситуация, которая пока что находится в рамках общей тенденции. Цена на нефть, с моей точки зрения, сейчас немножко поднялась в преддверии зимнего периода. На мой взгляд, люди будут закупать топливо для отопления, вот и все. Мне так кажется. Зима наступает.
Юлиана Михайлова: То есть это просто сезонное повышение?
Александр Хавкин: Я думаю, да. Это не общая тенденция. Всегда сравнивают цены в соответствующий период. Если вы возьмете цену за сентябрь прошлого года и сравните с этим годом, там понятно будет.
Юлиана Михайлова: Как отразится на отрасли изменение налогового обложения?
Александр Хавкин: Все зависит от нюансов этих предложений. Дело все в том, что опять же это предлагается с точки зрения налогового маневра, как сейчас говорят. Это чисто финансовое регулирование определенных моментов. Конечно, оно в определенной мере нужно, но все зависит от кучи нюансов. Я считал бы правильным, что экономическое стимулирование должно быть таким и такие льготы, чтобы компании были заинтересованы вкладываться в технологии, чтобы они были заинтересованы включать в разработку всякие сложные месторождения, чтобы отрабатывать технологии. Нужно стимулировать компании для того, чтобы они использовали сложные технологии в целом на месторождениях в промышленном применении. Вот это очень важные моменты, чтобы стимулировать нефтедобычу, чтобы нефтяные компании выходили на эти объекты.
Агентство Бизнес Новостей
